Интервенция - Страница 72

– Как-то все это сложно. Слушай, если мы начали погружаться в безумие, то надо идти до конца. Я тут повстречал одного парня… Давай-ка попробуем его найти.

Джекоб имел в виду адвентиста, который все беды американцев приписывал козням дьявола. Его нашли довольно легко – казармы части, в которой он служил, располагались неподалеку от Смольного.

– Странный он, – сказал командир роты, провожая визитеров. – Все время ходит с Библией и непрерывно что-то бормочет. Молитвы, наверное. И это бы ладно, но в последнее время от него и другие заразились. Теперь тут у нас не военная часть, а какое-то молитвенное собрание. Мы уж думали – может, его в госпиталь? Там уже есть люди, которые Кришну призывают. Вот пусть он и составит им компанию.

Парень и в самом деле производил удручающее впечатление. Бледный и изможденный, он сидел на койке и, шевеля губами, читал Библию. Долго расспрашивать его не пришлось. Он с полуслова понял, с чем к нему пришли, и очень обрадовался. Еще бы! Вот уж чего не переносят военные – так это разговоров о нечистой силе. Хотя бы потому, что если она реально существует, чего стоит тогда вся их техника и все их навыки? А вот в чем военные расписываться не любят, так это в собственном бессилии.

Поэтому парня никто и не хотел слушать. Но тут явились с расспросами понимающие люди, глаза его нехорошо загорелись, и он с жаром стал вещать:

– Никто не замечает! Против нас – дьявольские силы! Я знаю! Мой отец был проповедником! Мой дед был проповедником! Мой прадед был проповедником! Я чувствую демонов! Это страшный город. Черный город! Дьявольский город!

– Но ведь в Петербурге множество церквей… – осторожно вставил Джекоб.

– Это не церкви! Вы не понимаете! Это языческие капища! Потому-то дьявол тут и силен. В этом городе он очень силен!

Больше ничего путного от парня не добились. У него и в самом деле было не в порядке с головой. Он стал окончательно сбиваться на проповедь – его покинули, когда солдат стал призывать сровнять город с землей.

– Что это он про язычество? Русские ведь вроде христиане? – поинтересовался журналист у Анни.

Она лишь рукой махнула:

– Не бери в голову. С точки зрения адвентистов, православные, как, впрочем, и католики, – идолопоклонники, поскольку поклоняются иконам. Адвентисты икон не признают, считают это язычеством. А значит, все православные и католики – язычники.

– Я никогда ничего такого не слыхал, – удивился Джекоб.

– Еще бы! У нас ведь политкорректность. Такое публично скажешь – устанешь потом судиться с теми же католиками и православными. Среди них есть знатные сутяги. Да что там адвентисты! Я в Штатах встречала христианские секты, для которых все, кто не с ними, – вообще не люди. Они, конечно, публично этого не скажут, но между своими…

Джекоб вспомнил Тони, который был непроходимым расистом, и впервые задумался: а что там есть еще под этим глянцем политкорректности и всеобщего примирения? Вот, мир его праху, гауптман Шанц. Он из страны, где хорошо отзываться о нацизме – социальное самоубийство. Попробуйте такое ляпнуть – и на работу возьмут разве что уборщиком туалета на вокзале. А ведь Шанц так гордился своим дедушкой, который когда-то завоевал пол-Европы. Джекоб вспомнил, с какой ненавистью мчались старые машины на германские части. А ведь немцы испытывали точно такую же, если все же сумели забраться столь далеко в Россию. И если все это когда-нибудь рванет… Мало никому не покажется.

Голос Анни отвлек Джекоба от размышлений:

– Но с точки зрения магии этот парень в чем-то прав. В смысле концентрации зла. Ты знаешь, как строился этот город?

– Знаю, что его основали в тысяча семьсот третьем году. А как строили… Что-то так, мельком. От матери и ее друзей слышал, что он построен «на костях».

– Вот именно. Я тоже не очень хорошо знаю русскую историю, но вроде бы Петр Великий…

– Как говорит один мой друг, настоящий ковбой.

– Твой друг прав. Петр не останавливался ни перед чем. Для строительства города он силой согнал сюда огромное количество людей. Раньше тут было пустое болото. Так вот, очень многие в этом болоте остались навсегда.

– И что? – не понял Джекоб.

– Понимаешь, маг берет необходимую ему энергию оттуда, где ближе. Считается, что огромное количество энергии выделяется при смерти. Особенно при смерти насильственной. И она, эта энергия, остается. Именно потому в древности черные маги использовали разные предметы, связанные с насильственной смертью. Скажем, веревку, на которой вешали преступника. Или гвозди из его гроба. Совершали всяческие ритуалы на кладбищах. Так вот, здесь в болоте строители города умирали с проклятиями на устах. Потому-то здесь черной энергетики больше, чем в других местах. И теоретически маги вполне могут ею пользоваться. Как видишь, все очень логично объясняется.

– Раз уж зашел разговор о таких материях, мне вот что непонятно: в городе полно церквей, но люди туда не ходят. Ну, разве что Лавра. И еще есть несколько…

– Я интересовалась этим вопросом, когда мы сюда собирались. Видишь ли, здешняя церковь слишком быстро попыталась снова стать государственной. И стала чересчур много командовать. Ну, люди-то в церковь ходили, пока власть была… А потом перестали, когда все рухнуло. Вот ты, прости за неприличный вопрос, в какой вере воспитан?

– Ты будешь смеяться, но моя мама ходила не в синагогу, а в православный храм. Правда, она одновременно бегала и по каким-то трансцендентным медитаторам или что-то вроде того. В общем – кто ее знает, во что она верила… А я, до того как впервые попал под минометный обстрел, вообще ни во что не верил. Да и теперь как-то не очень.