Интервенция - Страница 42

Джекоб от такого откровения несколько офонарел, но Васька перешла к решительным действиям:

– Слушай, чего кобенишься? Ну что тебе – жалко? – И начала деловито стаскивать с американки майку.

…Ночь подходила к концу – и Речел демонстрировала свои способности в области французской любви. Васька, привалившись к плечу Джекоба, с интересом следила за процессом.

– Я так скажу: фуфло у вас девки в Америке. Она-то ничего баба, только тупая, как асфальтовый каток, – прокомментировала она. – Думает: если с кем не переспишь, ничего не узнаешь. Сейчас вот она тебя про наркотики будет расспрашивать.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Джекоб.

– А меня она уже расспрашивала. Уж слово «drug» я и на вашем собачьем языке понимаю. А мне что? Я же говорю, для хорошего человека дерьма не жалко. Надо – пошустрю, помогу достать. У нас тут с этим очень даже просто.

Вскоре выяснилось: все обстояло так, как изложила Васька. Оказывается, страшная тайна про «свинку», которую поведали Джекобу особисты, была не такой уж тайной. Во всяком случае, Речел про нее пронюхала. И завелась. Девица продолжала гореть одной, но пламенной страстью – раскопать какую-нибудь сенсацию. До последнего времени она с настойчивостью идиотки пыталась выехать на чернухе. Ну, там, посмаковать, сколько солдат погибло, поругать начальство… Но только вот со времен Вьетнамской войны, которую, как был убежден Джекоб, во многом проиграли благодаря таким деятельницам, подобные материалы за пределы армии или, на худой конец, кабинетов редаторов старались не выпускать. Особенно эта политика усилилась после Узбекистана. Там-то было полно всего – и террористов-смертников на улицах Ташкента, и душманов в Чимганских горах, и трупов солдат… Но обо всем этом американский обыватель почти ничего так и не узнал.

Видимо, Речел устала долбить башкой стену и переключилась на конструктивную деятельность. Решила первой отыскать подпольный центр по производству этой самой суперновейшей отравы. Она прониклась уверенностью, что Джекоб сумеет ей помочь, – и вывалила перед ним ослепительные перспективы. Мол, все у нее схвачено, и если дело выгорит, можно в четыре руки состряпать книгу и заработать на этом свой миллион. Честно говоря, Джекобу была эта идея не слишком интересна. Нет, от миллиона он бы не отказался. Но журналист понимал, что возможностей оказаться без головы в таких играх куда больше, чем накопать что-нибудь серьезное. Особенно если за этим в самом деле стоят бывшие работники ФСБ. Как и большинство американцев, НКВД – КГБ – ФСБ он представлял жуткой конторой, которая может все. И которая способна на все. Тем не менее, несмотря на свои сомнения, Джекоб кратко передал Ваське, чего хочет Речел.

– Так ей нужен «свинячий кайф»? – спросила Васька как о чем-то совершенно обыденном. Как если бы в Бостоне кого-нибудь спросили, где можно купить бигмак.

Девица с жалостью поглядела на журналистку:

– Ты на нем сидишь, подруга? Тяжелый случай. Ну, да твое дело. Поехали на Сенную…

– А что, это так просто?

– Чего тут сложного-то? Странные какие-то ваши менты, гэбисты или кто там еще… Подошли бы на Сенную да спросили.

– И все об этом знают?

– Ну, не все. Но кому надо, тот знает. Купить эту фигню в городе проще, чем бензин. Тем более что бензин всем нужен, а «свинячий кайф» – никому на хрен не встал… Ладно, мы едем или клювом щелкаем?

Джекоб остановил джип, Васька соскочила и двинулась по улице в сторону Сенной. Джекоб огляделся. Откуда-то доносились звуки разухабистой музыки – под примитивненькую мелодию с долбящим ритмом противный женский голос выводил что-то вроде «я тебя любила, а теперь забыла». Потом не менее противный мужской голос стал вещать что-то про свою зайку… Сначала журналист удивился, а потом вспомнил. Ах да, это же очередная затея отдела пропаганды. Поскольку наладить телевещание оказалось сложнее, чем думали, повсюду установили динамики и к тому же стали бесплатно раздавать населению дешевенькие приемники. Приданный этому самому отделу полевой походный радиоцентр должен был озвучивать действия городского руководства и нести всякую другую агитационную мутотень – а в перерывах передавать разные популярные музыкальные записи. Надо сказать, в других странах эта идея имела весьма ощутимый успех. Соль-то была в том, чтобы проигрывать не американскую музыку, а местную. Понятное дело, не Чайковского или там что-нибудь еще для продвинутых, которых во всех странах раз-два и обчелся, – а то, что народу нравится. Благо с такими фонограммами все здесь оказалось очень даже хорошо. Их нашли в огромном количество в полуразрушенном телецентре и на раскулаченных FM-радиостанциях.

В сторону Сенной прошлепало несколько человек местных, у троих на шее висели черные коробочки подаренных приемников, из которых неслось нечто ритмичное. Только вот… Ну и дерьмо же слушают русские! Впрочем… Джекоб скосил глаза на Речел – она притопывала в такт ногой. Оно, конечно. Попса всюду одинакова. Он-то в колледже общался со всякими интеллектуалами. Они попсу не слушали вообще. Да и из рок-музыки – только заумные и навороченные группы. А телевизора у Джекоба сроду не было. Как профессионал, он слишком хорошо знал, какова цена телевизионным программам.

Появилась Васька.

– Давай десять баксов, – обратилась она к журналистке.

Та вытащила купюру.

– Сейчас подгоню. Блин, ну и дерьмо же крутят по этим матюгальникам!

– А народу нравится…

– Населению. Потому-то вы и тут, что здесь слушали такую музыку…

Девица снова скрылась, вернулась минут через двадцать и протянула Речел грязную тряпку. В ней находился комок какого-то вещества, напоминающего голубую, слегка мерцающую глину.